Путь Ориса – от тренера до пещеры


Ответ был записан 1 августа 2004 года во время беседы Ориса с Айфааровцами.

Я 35 лет занимался каратэ – с 7 до 42 лет. Часто я шёл на тренировки тогда, когда не хотелось. Хотелось заняться чем-то другим, особенно, когда ещё был пацаном, юношей. Другие ребята ходили на танцы, к девчонкам на свидания, а я не ходил никуда – у меня тренировки, тренировки, тренировки. 35 лет я воспитывал волю, волевые качества. В 40 лет у меня была группа в 50 человек, которых я тренировал. Тренировки проходили в огромном спортивном зале и принцип был поставлен таким образом: сначала – медитация, а потом я становлюсь впереди шеренги, включается динамичная музыка, и мы начинаем бег по кругу.

В этом беге по кругу два часа у меня идёт только лишь разминка. Я – впереди, все остальные повторяют движения за мной в беге: отработка удара ногами, руками, комбинации руки-ноги, прыжки. Всё это – в непрерывном движении. Без меня тренировка не начнётся. Я специально для себя такой режим создал для того, чтобы не уходить. Сэмпаи, начиная тренировку, только ходят и говорят, кто что сделал неправильно. А я, успевая бежать впереди всей группы, ещё успеваю замечать, кто неправильно за мной повторяет, кто выходит из ритма. Если я сказал, допустим, «маваши-гери», – всё, мы идём с движением вперёд ногами. И если я бью правой, а кто-то в этот момент бьёт левой, то я делаю движение рукой, которое означает – в центр круга, отжаться 50 раз.

Я не называю имени. Тот, кто неправильно делает, должен сам понять. Бывает, что на этот жест выбегает три-четыре человека, хотя я заметил одного. Если кто-то не выбежал, я показываю два пальца, значит, нужно отжаться сто раз. И нужно заметить, что это два пальца. А все остальные продолжают, ни на секунду не останавливаются. И я ещё успеваю посчитать. Если кто-то пять раз не доотжимался, подумал, что тренер бегает, удары наносит и не замечает, я показываю три пальца – отжаться уже сто пятьдесят раз. И думай, почему три пальца. А через два часа, когда разминка заканчивается, я подхожу и спрашиваю: «Сколько раз ты отжался?». Он отвечает, что пятьдесят, а я насчитал сорок пять. Вообще я точно не знаю, может, и пятьдесят. Но самое главное, что это пойдёт только на пользу. Ведь сам себя он не заставит отжаться такое количество раз.

И вот в 42 года у меня было состояние, когда всё стало ненужно. Тогда я пошёл в пещеру – пошёл умирать, потому что дошёл до состояния, когда или ухожу из этого мира (то есть что-то со мной случится в этой пещере, и я за 40 дней, будучи на воде, или умру, или почки откажут, и я всё равно умру), либо что-то поменяется в этой жизни. Невозможно было дальше так жить, просто невозможно. Хотя у меня всё было хорошо: в семье – великолепно, на работе – отлично. Меня все уважали, в городе знали, я был на виду. У меня было много друзей, хороших знакомых. Жаловаться не на что, но внутреннее состояние не давало возможности дальше жить в том же ритме, в том же темпе. Уже выработалось что-то, такие силы внутри меня синтезировались, для которых жизнь в прежнем режиме не имела никакого смысла, потому что те силы не могли реализовываться в каких-то прежних ситуациях.

Нужно было что-то более духовное, возвышенное, более значимое не внешне, а внутренне. И я пошёл на этот шаг. Хотя жена и сын меня уговаривали не уходить. Я предупреждал их ещё за год-два, что подойдёт такое число – 15 июля, и я буду в пещере 40 дней. Я не знал, где, но точно буду в пещере. Сын мне говорил: «Да ты что? Кто тебе такую чушь сказал? Зачем тебе это нужно?». Подошло 15-е число, я чинил вентилятор и вдруг услышал внутренний голос: «Иди наверх». Так ясно, чётко услышал – очень приятный мужской голос, которому противиться было нельзя. Жена в это время стирала во дворе, а я как был в шортах и в майке, так и пошёл. Но у меня заранее, уже год, лежал свёрнутый брезент.

В брезенте лежали спички, свечи, иконка Матери Божьей и больше ничего. Даже лопатки не было, я потом консервной банкой отрывал себе пещеру. Я взял этот свёрток под руку и перепрыгнул через забор, не спускаясь во двор, чтобы никого не беспокоить. Я не знал, куда я иду. Взял и иду. Потом в голове чётко прозвучало, что нужно идти к автовокзалу. Пошёл к автовокзалу – думаю, на троллейбус, наверное. Нет, мимо автовокзала, через дорогу, к троллейбусному парку, к речке, вдоль речки.

Почему вдоль речки? Я потом узнал, что вдоль речки есть дорога, можно нормально дойти к тому месту, где я потом остановился. Вдоль этой речки заросли ежевики, крапивы. Я в этом русле чуть ли не ползком полз, не зная, до куда нужно было идти. Потом решил остановиться, сел на камень. И буквально только я сел, тут же я выпал из этой реальности, и пошло цветное кино – не кино, а всё изменилось. Я увидел монаха, сидящего на этом камне. Это место примерно триста лет назад – в Сознании была уверенность, что это было где-то триста лет назад. Это была одна из самых красочных медитаций, одно из самых первых глубоких красочных состояний. Монах жил в этом месте, вдали от посёлка и сидел на камне. Смотрю – там посёлок.

Я знаю, что там, возле моря, есть несколько хижин на берегу. Я не видел, с того места невозможно было увидеть, потому что вокруг лес, но я это увидел. Лежат какие-то перевёрнутые лодки и ясно, что они самодельные. Пару человек идут по каменистому берегу. И этот монах сидит на этом камне и молится. И вдруг всё пространство озаряется мощным неземным светом. Центр этого света начинает сгущаться, становится ещё более ярким. Сосны и прочее озарились этим светом, а в центре – ещё ярче свет. Этот центр находится напротив монаха, буквально в двух метрах. Вдруг он приближается, и в нём проявляется фигура человека, можно сказать, в белом, но это не белый – в сиянии белого света. То есть центр, который был, материализовался в мощное белоснежное сияние. И образовались черты – я эти черты помню до сих пор, до деталей и мог бы отличить их от миллиона людей.

Я чувствую и состояние монаха, который очень сильно испугался, и своё состояние как наблюдателя – как я наблюдаю, как я восхищён этим. Я знаю, что это Христос. Он явился, немножко приподнял руку и начинает рассказывать монаху, что нужно куда-то пойти (как я понял, в Бахчисарай) и сказать, что на этом камне тебе явился Сам Господь и сказал, чтобы на том месте, где ты сидишь, построили Богоявленскую Церковь. А чтобы тебе поверили, он оставил след свой на камне. Господь сказал: «Оставляю свой след». А потом с наружной стороны свет начал сворачиваться в центр, меркнуть. Господь вошёл в центр и когда он превратился в точку, всё исчезло.

А дальше идёт картинка: утром, перед тем, как монах начал идти, он увидел, что на камне образовался след левой ноги – чёткий след, с пяткой, каждый пальчик вырисован. И возле пятки, прямо упирается в пятку, как раньше писали, старославянским шрифтом написано «И Х» (украинское «I»). И это осталось. Потом монах перебирается через горы, долго шёл и наконец-то пришёл к какой-то христианской миссии, где-то под Бахчисараем или в Бахчисарае. Я увидел, как он пришёл, но ему никто не поверил, ничего туда не прислали. Все попы сказали: «Такого быть не может». И он вернулся обратно к тому месту, и я знаю, что он там и умер – на том же месте, на этом следе он и умер.

Всё собираюсь пойти туда с измерителем гамма-излучений. После этого я очнулся. Ничего там не было построено. Речка шла, а рядышком большой камень. Когда делали дорогу через эту речку, там производились взрывные работы и теперь лежит огромный камень. Опять тот же внутренний голос мне говорит: «Рой здесь». Я думаю: чем рыть? У меня ничего нет. Я начал искать в кустах – лежит металлическая банка из-под джема. Я начал рыть и выбрасывать землю. И вдруг из-под этого камня пошёл родник. Я начал разгребать его, и водичка пошла сильнее. А там был уклончик и вода пробила себе путь. Потом мне пришла мысль: «А где след? Это же здесь было».

Начал разрывать, то есть я хотел дорыться до того камня, который был со следом. А там земля с мелкими наносными камешками. Я всё это разрывал и когда дорылся, то ручеёк, который сверху от родничка шёл, наполнил какую-то форму. Я смотрю: форма похожа на след ступни. Я начал это разрывать и точно – след ступни, чёткий, ясный, с пальцами, и возле пяточки буквы «I» и «X», – чёткие, ясные. Правда, они немного поросли мелким мхом, но от этого стали ещё рельефней. Вокруг под землёю и камешками образовался зеленоватый мох.

Много земли пришлось вычерпывать – камень освободил и ручеёк пошёл прямо. А речка отдельно течёт, сюда не касаясь. И когда я вычистил, тогда я и увидел уже воочию этот след. Правда, за много лет детали, самые чёткие, которые я видел в медитативном состоянии, немножечко как бы смягчились, но всё равно след был чёткий, ясный. Те, кто видел, те знают. Из здесь присутствующих никто не видел, кроме Фироксанты. Мы всегда, когда туда приходим, вычищаем его полностью. Когда вычистишь, тогда его хорошо видно.

Потом приближался вечер, я долго рыл, уже начало темнеть. А рядышком две скалы: огромный камень, где-то в два моих роста, притыкается к скале – высокой, отдельно стоящей, почти круглой скале. И на высоте метров пять находится щель. Я решил отрыть там небольшой порожек, чтобы можно было хотя бы присесть, прислониться. Отрыл этот порог. Уже ночь наступила, я свечку зажёг. Нашёл место – нишку в скале для иконки. Поставил иконку, свечку, помолился, накинул на себя брезент, прислонился к сводам пещеры, и не помню, как уснул. Утречком встал, и уже знал, что я должен быть здесь. Начал отрывать дальше, чтобы можно было там лечь. За три или четыре дня я только лишь смог отрыть площадку. Вниз землю сбрасывал и смог отрыть площадку, где я смог, согнув колени, уже немножечко лежать.

Я насобирал сосновых веточек, понабросал, постелил брезент и так спал. С каждым днём немножко больше всё очищал. Потом я уже мог вытянуть ноги. А перед этим немножко расчистил, чтобы костёр можно было там разводить из шишек. Собирал днём шишки в этот брезент. Много шишек вокруг было. Я их сбрасывал и жёг костёр. В банке, которую я вырыл, варил себе чай на травах. Родниковую воду брал, на камешки ставил эту банку. И она у меня пробыла всё то время, пока я там был. Кстати, она там и закопана. При выходе из пещеры я сделал ямку и сложил в неё всё, что у меня там было – банку и ещё что-то я там находил. Сверху веточками прикрыл, засыпал всё землёй, заложил камнями. Сейчас там этого не видно – ровная площадочка, но там вот это всё зарыто. Это я сделал рано утром, когда уже уходил. Так что там всё это хранится. А вообще я пробыл там 40 дней.

Прочитано 393 раз